О богах, молитвах и желаниях.

Шахнал привалился спиной к черной стене и медленно сполз вниз. Боги… в груди разливалась пустота. Что же он натворил? Зачем? Никогда ранее он не искушался, не сомневался, всегда был тверд. Так как же, как с ним могло случиться это? Почему? Почему?!

Тело била дрожь, ноги налились тяжестью, в голове гудело.

Скоро о случившемся станет известно всем и что тогда?

Мужчина глухо застонал и несколько раз ударился затылком о стену, надеясь, что боль вернет ясность мысли. Увы.

Но он ведь не был виноват, он не хотел этого, он… ошибся.

* * *

— Не отвечает? — полный почтения негромкий голос отвлек Шахнала от сосредоточенной молитвы. Однако мужчина не повернул головы. Закончил священнодействие и лишь после этого неторопливо поднялся с колен.

В выпуклых пузатых боках чаши откровений отражалось мерцание свечей и искаженный силуэт молодой послушницы, которая стояла у подножия лестницы и, запрокинув голову, смотрела на жреца. Совсем еще девочка. Облаченная в черное бесформенное одеяние, скрывающее малейшее очарование юного тела, с волосами, упрятанными под черное же покрывало, схваченное на лбу широкой красной лентой.

Мариоса приняла обет служения всего полгода назад, однако уже сейчас являла все задатки ревностной служительницы богов, была примерной молельницей и постницей. Однако девчоночье любопытство и свойственную своему возрасту непосредственность смирять еще не научилась. Впрочем, Шахнал был для нее почти что божеством, и девчушка жадно ловила каждое его слово, старалась угодить, услужить.

Он от нее уставал.

Щебетала, как сорока, суетилась без пользы, одолевала болтовней и вопросами. Впрочем, пост, смирение и кротость рано или поздно сделают свое дело по укреплению плоти и сосредоточению рассудка. А пока приходилось терпеть. Вот и сейчас девчонка увязалась за жрецом, ожидая ответа.

— Молчит? — вновь спросила она, поспешно кланяясь отцу и касаясь поцелуем полы его одеяния.

— Молчит, — ответил тот, коснувшись перстом ее лба и тем самым, благословляя. — Странно это все.

Жрец направился к выходу из Храма.

— Почему, отец мой? — послушница спешила следом.

Шахнал недовольно покосился. Вот ведь, увязалась. Мариоса была миловидная — округлая, с яркими веснушками на нежных щеках и блестящими карими глазами. Наказанье любопытное!

— Потому что Маркус всегда отвечал, сколько я себя помню, — ответил отец, мысленно взывая к смирению и кротости, которые не позволили бы раздражению просочиться в голос. — Все слишком странно. Отдал приказ об истреблении магов и колдунов, а теперь тишина…

Миновав аллею морогунов, Шахнал свернул к обители: длинному зданию со множеством крохотных коморок для послушников и молельников. Из трапезной потянуло запахом хлеба и печеного кэлахая. Жрец попытался вспомнить, когда в последний раз ел? Понял, что не знает. Мысленно пообещал себе зайти по дороге в «Пятак» и стремительно поднялся по витой лестнице на второй этаж, туда, где располагались классы и библиотека. Если когда?либо за время существования отцов Маркус не отвечал на молитвы, узнать об этом можно только из старинных книг.

— Отец мой, ответьте, правильно ли это — уничтожать магов? — неугомонная послушница уселась у ног своего обожаемого пастыря и с восхищением заглянула в его бесстрастное лицо.

Ни дать ни взять — собачонка, которую подобрали на улице, покормили и обогрели. Впрочем… почти так оно и было. Семья девушки отдала ее в Храм, чтобы избавиться от лишнего рта. Если же учесть, что этот самый рот не только ел, но еще и не закрывался ни на миг, Шахнал очень хорошо понимал родителей Мариосы… Впрочем молельник тут же одернул себя за недостойные мысли и ответил спокойно, без тени раздражения в голосе:

— Негоже простым смертным одобрять или не одобрять волю Богов. Для нас она — закон. Который нужно исполнять. Небесный промысел человеческому уму неподвластен.

— Но если…

— Никаких «если», Мариоса. Всегда. Беспрекословно. Повиноваться.

Девушка кивнула, и снова набрала в грудь воздуха для нового вопроса…

— Тебе не будет сложно принести мне воды? — быстро, пока послушница не успела произнести ни слова, попросил Шахнал.

Девушка с готовностью кивнула и бросилась на первый этаж — в трапезную. Мужчина же устало потер переносицу. Когда?то давно он был таким же. Любопытным, суетливым мальчишкой, с миллионом «почему» и неодолимым желанием сделать мир лучше. Сочувствовал магам, дэйнам, колдунам. Но со временем пламя, гревшее в душе, погасло. Яростному рвению на смену пришли смирение, хладнокровие и понимание того, что если маги и невиновны в собственной судьбе, то колдуны — как один — преступники. А еще через некоторое время отец перестал жалеть и магов.

Мариоса, принесшая воду, снова опустилась на пол, скользнула губами по облачению жреца, снова дождалась касания лба перстом, но теперь сидела молча, только во все глаза смотрела на мужчину, склонившегося над книгами. Тот сделал несколько глотков, перелистывая пожелтевшие страницы, и погрузился в чтение.

Увы, фолиант за фолиантом откладывались в сторону безо всякого результата. В Шахнале зрело недовольство. Ни-че-го. Совсем!

Предпоследнюю книгу отец распахнул с такой яростью, что порвал ветхий корешок. Через пару минут захлопнув и ее, жрец взял в руки последний том. В груди разгорался гнев, подогретый глухим раздражением. Надо успокоиться.

— Нашел, — хриплым голосом, наконец, сказал молельник. — Тут сказано, что Маркус может замолчать, если мирские хлопоты утомят его. Тогда он предоставляет смертных себе самим, предпочитая не вмешиваться.

— Значит, он просто… отдыхает? — наивно спросила девушка. — А когда вернется, дэйны как раз разберутся с магами?

— Да, — гнев в груди Шахнала разгорался все сильнее.

Конечно, Маркус — бог, и пути его неисповедимы, но как он мог бросить людей в дни подобной смуты!

Рывком поднявшись со скамьи, отец стремительно вышел из библиотеки, забыв про Мариосу.

Маркус не отвечает на молитвы, однако это не значит, что молитвы при этом должны заканчиваться. Никто не знает, когда бог вновь снизойдет до смертных, через день, год или эпоху, но, вернувшись, он пожелает знать, что не забыт. На то и нужны жрецы. Вот только… как ни крути, а не хотел Шахнал впустую простаивать на коленях, взывая к молчаливой пустоте. Не хотел зазря доказывать тишине, что он?де по-прежнему верит и почитает бога.

Да и за что его почитать?

Эта дикая мысль появилась и пропала, оставив в душе еще большее недовольство.

— Отец мой?

Шахнал остановился и повернулся к послушнице, что все это время следовала за ним, будто тень. Девушка стояла, привалившись спиной к стене, и терла виски.

— Что такое? — нахмурился мужчина.

— Голова закружилась… — Мариоса попыталась сделать шаг, охнула, и стала оседать вниз.

Выругавшись про себя, жрец подхватил отяжелевшее тело. Еще одна напасть! Злясь неведомо на что, молельник понес подопечную в келью, досадуя, что забыл проследить, чтобы дуреха поела, вместо того, чтобы всюду за ним ходить хвостом. Вот и получается — он не пошел в трапезную, потому что не испытывал голода, а послушница, потому что не имела права что?то делать без разрешения старшего. Вот ведь…

Мысли прервались, когда девичья рука, до того безвольно лежащая на плече мужчины, вдруг обхватила его за шею. Жрец ощутил, как теплое тело доверчиво льнет к нему, как вздымается от дыхания полная мягкая грудь. Показалось, будто послушница трется щекой о его плечо… Раз. Другой. Третий. Он сбился с шага, остановился, и внимательно посмотрел на девушку. Та безвольно лежала на его руках — щеки бледные, глаза закрыты. Странно. Однако уже через миг Шахнал снова ощутил все те же поглаживания. Не останавливаясь, жрец посмотрел на свою ношу — ничего. Несчастная была неподвижна.