Девушка задумалась. Еще раз нажала на кнопку слива. Снова постояла. Подумала. Поковыряла ногтем скол на одной из настенных плиток. Посмотрела под ноги, посопела. Но делать?то нечего — надо идти, не оставаться же век вековать на крышке унитаза? Опять открыла дверь, в надежде увидеть закуток между отделами верхней одежды, а, может, и парочку дам, раздраженных ожиданием.
Увы.
Солнце, лес, снег.
Может еще раз попробовать?
Как в сказке, трижды?
Попробовала. Снег, лес, солнце. И жертва малой нужды — в кроссовках, тонких джинсах и легкой кофточке. А за спиной туалет.
Хм… Что ж, могло быть и хуже. А так… вода у нее есть. Удобства тоже под боком. Голод пока не терзает. Глядишь, к тому времени, как галлюцинации прекратятся, жертву кофейной невоздержанности и найдут.
Василиса в очередной раз благоразумно закрыла дверь, подошла к мойке и озадачилась. Искала нестыковки с тем, что помнила. Ну, раз уж она сошла с ума, следовало хотя бы попытаться понять — как давно это случилось? Уж не тогда ли, когда она поступила в кулинарный техникум? А может, когда устроилась работать помощником повара в кафе «Сказка»? Или может, когда пыталась отбелить веснушки в салоне красоты, а вместо этого стала похожа на перепелиное яйцо? Или во время очередной диеты, накручивая педали велотренажера? А что? Могла ведь от нагрузки… А может, когда последний раз прыгала перед зеркалом, мучительно втискивая себя в утягивающие рейтузики, чтобы предаться сладкому самообману и с пятидесятого размера «похудеть» до сорок восьмого?
А, может, это сон? Ну точно! И она изо всей силы дернула себя за волосы. Ой! Не сон. И потом, во сне она всегда стройная красавица с летящими белокурыми волосами, легкой походкой и солнечными зайчиками в голубых глазах. А тут? Девушка оттянула слегка вьющуюся каштановую прядь. М-да. Не блондинка. И глаза, наверняка, не голубые, в цвет неба с картин Моне, а серо-зеленые в цвет страдающей от обезвоживания лягушки. Да и килограммы все на месте. Куда ж им, родным, деться?
— Хоть что?то в этом мире неизменно, — глубокомысленно изрекла Вася, похлопывая себя по могучей талии.
И в этот самый миг ее ни много, ни мало — вышвырнуло из безопасного убежища прочь. Ну да, дверь туалета распахнулась, впуская в царство хлора и фаянса яркое солнце, а за спиной Василисы раздался то ли рык, то ли рев. Девушка полетела в сугроб, как парашютист-дилетант из люка самолета — враскоряку, плашмя, захлебываясь от крика.
Шлеп!
А позади что?то свирепо и кровожадно засвистело, захрюкало. Оглядываться и выяснять, что именно там происходит, почему?то не захотелось. Мало того, несмотря на плохую физическую подготовку и мокрые сугробы, Лиска стремительно понеслась прочь. Бежать оказалось на удивление легко. Видимо, она впервые отдавалась процессу так самозабвенно. Увы, прервалось все слишком быстро — зацепившись ногой за ногу, бегунья полетела кувырком и растянулась в снегу.
Само собой, теперь даже речи не шло о том, чтобы подняться на ноги — как же можно тратить ценные мгновения! — и девушка припустила от неведомых преследователей на четвереньках. Не чувствуя усталости и веса, она мчалась прочь от страшного места, пока не случилось три знаковых события. Первое — Васька упала лицом в снег. Второе — ее рот, раскрытый в крике, в связи с первым, захлопнулся. И третье — в тот самый момент, когда случилось второе, она поняла — никто за ней не гонится, а пугающие звуки были всего-навсего свистом воды в трубах канализации, помноженным на эхо.
Осознав всю тщету пережитого ужаса, девушка не стала бороться с собой и бесславно разрыдалась. Однако долго плакать, уткнувшись носом в снежный наст, невозможно, да и холодно, к тому же характер «спокойный, нордический» не предполагал долгие истерики.
Итак, наши действия? Первое: оглядеться в поисках ориентира. М-м-м… кочка со стоящим на ней пнем — ориентир?
Ну, ориентир или нет, а присесть и обдумать произошедшее, на нем удобнее, чем стоя по колено в снегу. Василиса взгромоздилась на пень, отряхнула кроссовки, посмотрела на небо, закашлялась, и стала размышлять. Точнее мелко дрожать и стучать зубами.
Искать направление по солнцу ей показалось бесполезным — не у мела, да и солнышко на этом небе было странное, с двумя яркими звездами по бокам.
— Прекрасно, — буркнула девушка, разглядывая окрестности.
Итак, она куда?то попала. Причем куда и зачем — неизвестно, как себя вести — непонятно.
Инструкцию — то есть разные книги про попаданцев — Лиска не то, чтобы не читала. Читала. Аж целых три инструкции. Только ни разу не добиралась до финала. Героини были все одна к одной — вечно прекрасные, фигуристые девы, которые, ничего в реальном мире не умея, вдруг начинали метко стрелять из лука, рубиться на мечах, скакать на лошади, искрить остроумием (правда, не смешным) соблазнять злодеев и спаивать чертей. Или соблазнять чертей и спаивать злодеев? Васька почесала затылок, пытаясь вспомнить, что еще происходило в подобных книгах. Ну да, навязанное спасение мира и приручение какого?нибудь язвительного и наглого домашнего питомца, умеющего говорить и обладающего всеми возможными ништяками.
Стало грустно. Очень. Животных, конечно, она любила… но самых обычных — собак и кошек. Лошадей Василиса боялась — такие махины! А при одной только мысли о фехтовании на мечах ей снова захотелось в туалет. И блистать наглостью она не любила. А уж мир спасать — тем более. Как представила себя новоявленная попаданка верхом на боевом рысаке, с двуручником наперевес, и криком — «Ура, мы порвем их!», так ей резко и поплохело.
— ЛЮДИ!!! — вопль, полный отчаяния, канул в пространстве.
В ответ с ветки соседнего дерева ржавым голосом гаркнула птица. Птица оказалась огромная, чёрная, с клювом, похожим на плотницкое долото. Ворон что ли? Увы, Василиса — городская жительница — в пернатых ничего не смыслила, знала только кур да индеек. И то потому, что иногда чего?нибудь из них готовила. Но этот летун явно не был индейкой и уж подавно — курицей.
Ворон склонил голову на бок и с равнодушным интересом взирал на неведомую чужачку. Вот тебе и питомец.
— Нет-нет-нет! — растопырив пальцы, девушка вскочила с пня и, путаясь в ногах, попятилась прочь от пернатого.
Тот смотрел, не мигая. Взгляд его был, ну точь-в-точь, как у Юрки — выжидающий и ехидный. Сразу стало ясно — понимает всё до слова.
— Ты ошибся, — и Васька, резво подпрыгивая в сугробах, устремилась прочь. Подальше от крылатой бестии.
Дыхалки хватило минуты на три, упрямства — еще на пять.
Сугробы, голые деревья, и тишина.
Куда идти?то?
Разумеется, можно было дождаться темноты, залезть на самую высокую ёлку и посмотреть на горизонт — где небо светлее, там и город. Однако супротив этой идеи выступали два наиважнейших довода. Первый. Вася в жизни не забралась бы на дерево. А если бы и забралась (предположим, что дерево даже выдержало это надругательство), то уже не слезла бы. Второй. Чтобы увидеть свет над горизонтом нужно дождаться темноты, а у девушки при нынешних погодах, прямо скажем, на это оставалось мало шансов.
И вот, Лиска брела, выдёргивала ноги из талого снега, чувствовала себя отвратительно, но все равно тащилась вперед. В душу тем временем закрадывались подозрения: уж не придется ли ей вечно тут скитаться, как в античном аду — в холоде, голоде и сырости. Тьфу! Нормальные грешники, те хоть в тепле…
Но, говорят, пока у человека есть Цель, он небывало живуч. Если верить этому утверждению, Вася рисковала вплотную приблизиться к бессмертию. Видел бы Юрка, где оказалась его приятельница через туалет и свою невоздержанность в кофе! Мокрая, замёрзшая, жалкая, бегает от птиц и, наверное, скоро упадет замертво, только косточки останутся под деревом белеть…
Василиса всхлипнула от острой жалости к себе и своим бесприютным костям, выдернула ногу из сугроба и прошептала посиневшими губами: «А дома сейчас лето!»
Путь четвертый. Зария
Ее разбудил кашель. Встряхнул на жестком тюфяке, разодрал болью грудь, поднялся в горле, готовясь вырваться наружу — надсадно и оглушительно в утренней тишине. Девушка испуганно зажала рот и нос руками, давясь, захлебываясь, но стараясь не издать ни звука. Уткнулась лицом в тощую подушку, сотрясаясь всем телом. Великая Богиня, пусть он не услышит, пусть не проснется! За стеной что?то скрипнуло и затихло. Повезло.