Наследница лантей вдруг поймала себя на мысли, что ей совсем не хочется идти туда, куда она так упорно стремилась. Девушка в нерешительности остановилась, окидывая взглядом открывшийся ей безрадостный вид. Храм… Вожделенная обитель оказалась некрасивым квадратным зданием, сложенным все из того же серого камня, с кровлей, покрытой почерневшим тесом. Крохотные оконца были похожи на бойницы, из которых на всех приходящих к святыне словно целились из луков невидимые воины. Кажется, подойдешь ближе, и стрела пропоет в воздухе, отыскивая цель. Глупость, конечно, но от Храма веяло враждебностью и… разочарованием.

Тоска — глухая и беспросветная — стиснула сердце. И это ее новый дом? Вот эта громада, прячущаяся от всего мира за грязной стеной, отгородившаяся от людей прочно запертыми воротами и грязным расквашенным полем? Зарии вдруг захотелось бежать. Бежать отсюда без оглядки и больше никогда не возвращаться.

Однако для того ли она проделала весь этот путь, чтобы повернуть обратно лишь из?за размытой дождем дороги, грязи забрызгавшей стену и старого засохшего шиповника? Нет. И Девушка пошла вперед, подобрав подол платья и выдергивая ноги из чавкающей грязи.

Когда она постучала в калитку, устроенную в воротах нарочно для одиноких странников, ей не сразу открыли. Стучать пришлось довольно долго, а стоять в жидкой холодной грязи еще дольше. Но потом, наконец, раздались шаги и створка со скрипом распахнулась.

На пришелицу смотрела, по всей видимости, одна из послушниц Храма. В легких темно-лиловых одеждах, полностью скрывающих тело, лицо и даже волосы. Лишь глаза не прятала ткань. И глаза эти смотрели строго и холодно.

— Ты пришла к нам, чтобы остаться, наследница лантей? Или твою душу разъедают сомнения? — певуче проговорила женщина и протянула руку чернушке.

Бедняга, до сих пор не принявшая окончательного решения, застыла в испуге. Горло свело от волнения, благоговейного трепета и… страха. Жрица приняла молчание девушки за нерешительность, а потому схватила прибывшую за худое запястье и решительно повела внутрь. Они миновали пустой, мощеный серым канем неуютный двор, вошли в Храм и двинулись по просторному коридору к широкой лестнице.

Зария едва успевала переставлять ноги.

— Нам передали, что ты придешь, — продолжила тем временем обитательница Храма, ведя спутницу по коридорам. — Не бойся, ты сделала правильный выбор. Сейчас тебе необходимо отдохнуть, а завтра поговоришь с Матерью Дев, и она расскажет тебе о том, как устроена жизнь в Обители.

— Но я…

— Что?

И вновь беспричинный страх сковал девушку. Она не нашлась, что ответить, поэтому лишь помотала головой и опустила глаза.

— Значит ничего. Вот твоя келья. Ты пришла поздно — мы уже поужинали, но я принесу тебе что?нибудь перекусить с кухни.

— Спасибо…

— Пока не за что благодарить, Храм всегда дает кров и хлеб своим дочерям, — назидательно заметила ее провожатая и спокойно удалилась.

Зария оглядела маленькую комнату, поступившую ей в единоличное владение. Жесткая кровать у стены, стол у крошечного оконца, грубый табурет и маленький алтарь Богини в углу — молитвенный свиток и эмалевое сердце в венце из веток морогуна. Здесь пахло воском, свечным чадом и лежалой тканью.

Да, прежняя Зария обрадовалась бы любой коморке, которую ей выделили, потому что у нее никогда не было своего угла и возможности побыть одной, никого не опасаясь и не вздрагивая от каждого скрипа половиц. Прежняя Зария уже плакала бы от благодарности только за то, что ее не пнули, не ударили, не унизили, а равнодушно встретили и привели сюда, не отвесив по пути подзатыльник. Да, прежняя Зария была бы счастлива жить здесь до конца своих дней.

Негромко хлопнула дверь — это вернулась послушница со стаканом воды в одной руке и плоской тарелкой, с лежащим на ней подсушенным ломтем хлеба и куском твердого сыра, в другой. Ни слова не сказав, женщина поставила еду на стол и вышла, закрыв за собой дверь.

Наследница лантей подошла к столу, посмотрела на принесенную ей скудную трапезу и вздохнула. Прежняя Зария с благодарностью и радостью приняла бы и эту еду, и эту келью, и эту обитель… но нынешняя отчего?то не испытывала ни счастья, ни удовлетворения. Нынешней было, с чем сравнивать. Ведь в «Кабаньем Пятаке» у нее осталась уютная комнатка, выделенная во владение Багоем, с мягкой кроватью, заправленной лоскутным покрывалом, с окошком, в которое по утрам ласково заглядывало солнце, с легкими занавесками, пестрым тканым половичком на полу и голубым, как небо платьем, лежащим в сундуке. Это была ее комната. Уютная и светлая.

А еще нынешняя Зария знала, что еда может приносить удовольствие, а не только утолять голод. Еда может выглядеть красиво и пахнуть вкусно. И тут с опозданием девушка начала понимать, что вспоминает жизнь в харчевне с тоской, как человек, потерявший нечто бесконечно дорогое. Но что? Что она потеряла? Светлую уютную комнату? Вкусные яства? Нет… Она потеряла не это. Точнее не только это. Она потеряла Багоя, вечно ворчащего и всем недовольного. Она потеряла Василису — добрую никогда не унывающую хохотушку. Но самая главная ее потеря — это…

— Глен.

Несчастная прикрыла рот ладонью, считая, что здесь — в Обители — упоминание того, кто стал ей так дорог, будет кощунством. Да и почему он ей дорог? Она же ничего о нем не знает. Кто он? Дух, колдун, человек? Злодей?

Или нет?

Как понять? Что решить?

Еда, сон, усталость, встреча с Матерью Дев — все это показалось уже не столь необходимым, когда перед мысленным взором встал Глен.

В эту ночь девушка лежала без сна, ворочаясь на узком жестком ложе и вспоминая, вспоминая, вспоминая… Впервые в жизни она пыталась принять самостоятельное решение, пыталась понять, какой Зарией хочет быть. Жалкой, убежавшей от трудностей? Или же той, которая попытается избежать самообмана и стать счастливой? На одной чаше весов — тишина обители, защита от враждебного мира, на другой — Глен и связанные с ним сложности, вероятность ошибки и разочарования или вероятность любви.

Утро наступило внезапно. Казалось, она только прикрыла глаза, измученная непривычно быстрыми мыслями, а в дверь уже стучат.

— Тебя ждет Матерь.

Зария торопливо оделась, стыдясь своего грязного мятого платья, и поспешила за равнодушной в своей отстраненной холодности женщиной. Та вела девушку длинными коридорами, пока обе не очутились перед узкой двустворчатой дверью.

Тонкая рука указала вперед и провожатая, по-прежнему молча, удалилась, оставив растерянную спутницу на пороге.

— Проходи, девочка, — донеслось из?за двери и наследница лантей, толкнув створки, вошла.

Она очутилась в просторной длинной зале с высоким, но почему?то давящим на плечи потолком и мозаичным полом. Здесь было неуютно и пусто. В дальнем конце возвышался алтарь богини, у подножия которого, прямо на ступенях сидела женщина, окутанная белыми одеждами. Верховная жрица…

— Иди, не бойся… — голос Матери Дев показался Зарии странным, что?то до боли знакомое, но ускользающее от слуха, звучало в нем.

Нерешительно девушка вошла, стараясь понять, что же именно ее смущает в интонациях Белой женщины.

— Сядь передо мной.

Она послушно опустилась на несколько ступенек ниже, почти у ног говорившей. Сияющие одежды скрывали жрицу, так что видимыми оставались только глаза. Старые, поблекшие, но острые и внимательные, они окинули пришедшую пронзительным взглядом.

— Худая.

— Уже нет, — робко возразила Зария.

Свечи, расставленные в настенных нишах и вокруг алтаря, лили теплое успокаивающее сияние, но пустая мрачная зала не казалась от этого уютней.

— Худая, — с нажимом повторила жрица и слегка прищурилась, недовольная строптивостью новой послушницы, но тут же против всякого здравого смысла подытожила: — Это хорошо.

Девушка открыла было рот, чтобы спросить, что такого хорошего в худобе, но передумала.

— Ты была счастлива в прошлой жизни? — спросила Матерь.